– Что ты здесь устроила?
Знакомый голос заставил Лилю замереть. В руке мужчины вспыхнул фонарь, и в его свете она смогла разглядеть лицо куратора.
– Ты здесь? – удивленно выдохнула она. – Ты все это время был здесь?
– Конечно, я здесь. Где еще я могу быть, когда идет такая важная операция? Какого черта ты действовала заодно с этими людьми, когда должна была помогать коллеге? – зло спросил куратор, продолжая сжимать ее горло.
Что-то было не так, Лиля знала это. Ее куратор никогда так не вел себя с ней, никогда даже толком голоса на нее не повышал. И уж тем более он не мог требовать от нее содействия Андрею, когда тот пытался убить и ее в том числе. И все же вот он, куратор, во плоти, стоит рядом, прижимает ее к стене, мертвой хваткой сдавливая горло, смотрит как на предательницу и бросает обвинения в лицо.
– Я даже не знала сначала, что это он, – машинально попыталась оправдаться Лиля. – Я просто защищалась. Если ты планировал подобное, почему отправил меня с ними?
– А как я мог этого не сделать? Ты бы и брата не пустила, а это уже вызвало бы ненужные вопросы и подозрения. От тебя требовалось так мало: просто выполнять свой долг. Вот Андрей готов выполнять его даже ценой собственной жизни. А ты? Какой от тебя толк, если ради высшей цели ты не можешь пожертвовать собой?
– Перестань, не говори так… – Лиля задыхалась одновременно от давления на горло и от жутких слов, переворачивающих все ее представления о мире, о своем месте в нем и о людях, которыми она дорожила. – Отпусти меня. Ты делаешь мне больно.
– О, неужели? – издевательски поинтересовался куратор. – У меня плохая новость для тебя: я здесь именно для этого.
Резкая боль в районе живота обожгла Лилю как огнем. Что-то мокрое, горячее и липкое потекло по телу. В тот же момент куратор отпустил ее горло, но вдохнуть она так толком и не смогла. Она удивленно смотрела на него, на окровавленный нож в его руке и боялась опустить взгляд ниже, посмотреть на себя. Она лишь прижимала руки к животу, чувствуя горячую вязкую кровь, вырывающуюся из раны.
Ноги подкосились, и она осела на пол, все еще глядя на куратора расширившимися от ужаса глазами, безмолвно спрашивая, как он мог так с ней поступить.
– Ничего личного, девочка моя. Просто это мой долг, – равнодушно заявил тот, а потом ушел, оставив ее в темноте.
Лиля хотела позвать на помощь, но голос не слушался ее, а без этого, она знала точно, никто ее здесь не найдет.
Его окружала кромешная темнота, сквозь которую до него доносился голос Ивана, зовущего Сашу, и тихое шмыганье носом самой Саши, ее суетливые шаги. Он слышал и выстрелы Войтеха, а потом его полный ужаса голос, звавший Женю. Если бы он постарался, он даже смог бы услышать прерывистое дыхание умирающей Лили, но Нев не хотел прислушиваться. Ему вполне хватало и остального. Где-то совсем рядом, кроме всего прочего, раздавался ритмичный скрип половиц под быстро раскачивающимся креслом-качалкой.
– Иди ко мне, Евсташа, – все повторял и повторял голос матери. – Не сопротивляйся. Теперь все хорошо и правильно, все долги будут возвращены. Ты ведь всегда был послушным мальчиком. Не огорчай маму. Иди ко мне.
Он потянулся руками к ушам, но остановил себя, понимая, как это нелепо: звуки раздавались у него в голове, ушами он слышать этого не мог.
Он продолжил продвигаться вперед наощупь. Оброненный фонарь пропал без следа. Каждый новый шаг давался с трудом, ведь он вел в неизвестность. Даже если бы он стоял нос к носу со своим мертвым двойником или на краю пропасти, он бы не знал об этом.
И все же каким-то образом он понимал, куда нужно идти. Зеркало одновременно пыталось напугать его и тянуло к себе. Он знал почему: оно хотело его «выпить». Иссушить до дна через страхи и сомнения, вытянуть все силы. Оно выбрало его, посчитав самым слабым. Напитавшись им, оно станет достаточно сильным, чтобы привлечь и убить остальных. Пока оно просто погрузило их в кошмары.
Нев знал все это, но продолжал идти, влекомый зовом зеркала.
В какой-то момент впереди ему почудился приглушенный, холодный, отдающий синевой свет. Нев остановился, но невидимые путы снова потянули его вперед. Буквально через пару шагов он уже смог различить впереди поверхность зеркала. Оно словно подсвечивалось изнутри. Еще несколько шагов – и в глубине зеркала Нев увидел собственный силуэт.
«Что может быть хуже, чем отражаться в зеркале Смерти?» – пронеслось в голове.
Оно тем временем продолжало манить его к себе, и он подходил все ближе, чувствуя, как слабость подкатывает к горлу тошнотой. И еще он чувствовал странное, незнакомое торжество и знал, что это не его эмоция. Это чувствует оно. Зеркало.
«Интересно, оно живое или что-то живет в нем?»
Нев не знал, зачем все еще думает об этом. Мысли путались, то взрываясь в голове яркими вспышками, то растекаясь жидкой едкой ртутью по черепной коробке.
А оно все манило и манило, заставляя подходить все ближе и ближе. Нев уже видел собственное лицо, хотя детали все еще скрывали тени.
Внезапно что-то изменилось. Зеркало что-то почувствовало и испугалось, попыталось оттолкнуть его, но было уже поздно. Нев преодолел последние пару шагов. В зеркале отразились его глаза, в которых чернота зрачков уже вышла за пределы радужной оболочки, почти скрыв белки.
– Поздно, – по его губам скользнула злорадная усмешка.
Он положил ладонь на поверхность зеркала, которая слегка подрагивала, словно что-то колотило по ней изнутри. Одно мгновение – и по стеклянной глади поползла тонкая паутина трещин. С тихим хрустом они расползались во все стороны, становясь все больше, все глубже.